Судебная практика
Банк на основании кредитных договоров предоставил юридическим лицам кредиты. Должник в обеспечение исполнения обязательств по возврату кредитов выдал поручительство, а также передал спорное недвижимое имущество - здания и право аренды земельного участка под ними в залог.
В дальнейшем были совершены следующие действия:
- должник внес здания и право аренды земельного участка в уставной капитал общества, получив взамен 99,6279 % долей этого общества (остальные 0,3721 % переданы гражданину Д.);
- должник продал 99,6279 % долей этого общества компании;
- компания продала 99,6279 % долей общества доверительному управляющему - паевому инвестиционному фонду;
- компания приобрела у банка права требования по кредитным договорам (и обеспечительным сделкам);
- банк и компания подали заявления о переводе прав залогодержателя спорной недвижимости от банка к компании, а также о прекращении ипотеки; внесение изменений в отношении личности залогодержателя зарегистрировано; внесена запись о прекращении ипотеки;
- доверительный управляющий приобрел у гражданина Д. оставшуюся часть долей общества и стал единственным участником этого общества;
- в процедуре ликвидации общество передало здания доверительному управляющему в качестве ликвидационной квоты;
- спорные здания внесены доверительным управляющим в уставной капитал фирмы;
- между Департаментом городского имущества субъекта РФ и фирмой заключено дополнительное соглашение к договору аренды земельного участка, в соответствии с которым права и обязанности арендатора по договору аренды земельного участка перешли к фирме.
Полагая, что спорные сделки совершены при неравноценном встречном исполнении в целях причинения вреда правам кредиторов должника, конкурсные кредиторы, ссылаясь на положения пп. 1 и 2 ст. 61.1 Закона о банкротстве, ст. 10 и 168, 170 ГК РФ, обратились в арбитражный суд с заявлениями по данному обособленному спору.
Разрешая спор, суд первой инстанции руководствовался
положениями ст. 61.2 , 61.3 и 138 Закона
о банкротстве и исходил из того, что совокупность спорных сделок фактически
свидетельствует о внесудебном обращении взыскания на заложенное имущество. Суд
отметил, что банк имел приоритетное перед иными кредиторами залоговое
требование в отношении спорного имущества; все иные кредиторы должника, даже в
отсутствие оспариваемых сделок, не имели законных оснований и возможности для
удовлетворения своих требований за счет этого имущества (стоимость которого
была меньше размера кредитной задолженности), что опровергает доводы о
вредоносности оспариваемых сделок.
Помимо этого, истцами приводились доводы о том, что по итогам цепочки сделок права по кредитным договорам (и обеспечительным сделкам) были уступлены компании, которая уступила их впоследствии иному юридическому лицу (его требования включены в реестр должника). Истцы указывали на то, что размер включенных в реестр денежных требований по кредитам не был уменьшен кредитором на сумму, соответствующую стоимости заложенного имущества, на которое обращено взыскание, что является недобросовестным. Однако судом первой инстанции отклонены названные доводы истцов на основании того, что исходя из отчета конкурсного управляющего иное имущество (помимо переданного в залог банку) у должника отсутствовало, в связи с чем суд счел указанные доводы кредиторов не имеющими правового значения.
Суд апелляционной инстанции определение суда первой инстанции отменил, указав, что оспариваемые сделки в своей совокупности представляли цепочку притворных сделок, целью внесения имущества должником в общество не являлось участие в обществе для совместного осуществления деятельности и извлечения прибыли, выбытие из собственности должника всего недвижимого имущества по заниженной цене (3 млн руб., в то время как компания продала долю в обществе доверительному управляющему за 1,8 млрд руб.) привело к невозможности удовлетворения требований его кредиторов.
Суд решил, что переход права собственности на объекты недвижимости должника в пользу фирмы через корпоративные сделки в обществе и прямую сделку по передаче прав аренды земельного участка свидетельствует о фактической аффилированности между должником, обществом, фирмой, доверительным управляющим и банком. По мнению суда апелляционной инстанции, такая аффилированность при наличии убытков на стороне должника свидетельствует о том, что заинтересованными (контролирующими) лицами был фактически создан новый центр прибылей - утраченные активы (объекты недвижимости) внесены в уставный капитал вновь созданной фирмы.
При этом суд апелляционной инстанции счел ошибочными выводы суда первой инстанции об отсутствии вреда, причиненного интересам кредиторов должника, в связи с реализацией прав залогового кредитора в отношении спорного имущества. Суд отметил, что, по общему правилу, обращение взыскания на заложенное имущество должно было привести к погашению основного кредитного обязательства в размере не ниже рыночной стоимости такого имущества. Вместе с тем в реестр включены требования лица в полном объеме.
В итоге суд пришел к выводу об отсутствии разумных экономических мотивов со стороны ответчиков при совершении цепочки оспариваемых сделок, которые, по мнению суда апелляционной инстанции, в действительности были направлены на вывод активов из конкурсной массы: банк получил контроль над спорным имуществом через корпоративное участие в предприятии и фирме, при этом основные обязательства были сохранены в первоначальном виде. При таких условиях суд апелляционной инстанции удовлетворил заявленные требования, признав ничтожным переход прав собственности на здания и права аренды земельного участка от должника к доверительному управляющему, обязав вернуть имущество в конкурсную массу.
Впоследствии выводы суда апелляционной инстанции были поддержаны судом округа.
Судебная коллегия Верховного Суда РФ отменила принятые по спору судебные акты и направила дело на новое рассмотрение по следующим основаниям (№ 305-ЭС21-3961).
Ключевым аспектом при рассмотрении данного спора
являлся вопрос о квалификации совокупности оспариваемых сделок. Суд первой
инстанции пришел к выводу, что данные сделки представляли собой
многоступенчатый процесс обращения взыскания банком на заложенное имущество, в
то время как суды апелляционной инстанции и округа оценили названные сделки как
направленные на недобросовестный вывод имущества должника во вред иным
кредиторам.
В подобной ситуации, когда отношения сторон являются сложно структурированными и опосредуются чередой запутанных и связанных между собой сделок, правильная квалификация совокупности юридически значимых действий сторон должна осуществляться посредством сопоставления фактических обстоятельств, имевших место до инициирования оспариваемых действий, и обстоятельств, возникших после совершения сторонами всех операций.
В данном случае до совершения первой оспариваемой сделки (передачи недвижимого имущества обществу в качестве взноса в уставный капитал) банк имел денежное требование к должнику, которое было обеспечено залогом спорного имущества. При этом, как установлено судами и не оспаривается участвующими в деле лицами, по завершении последней из оспариваемых операций залоговое имущество было включено в состав доверительного управляющего - паевого инвестиционного фонда, единственным пайщиком которого является банк.
Согласно п. 3 ст. 11 Федерального закона от 29.11.2001 г. № 156-ФЗ «Об инвестиционных фондах» имущество, составляющее паевой инвестиционный фонд, является общим имуществом владельцев инвестиционных паев и принадлежит им на праве общей долевой собственности.
Соответственно, с учетом того факта, что банк являлся единственным пайщиком, следует заключить, что имущество перешло в его собственность. Помимо этого, по итогам совершения спорных операций банк утратил денежные требования к группе компаний, к которой принадлежал должник.
Таким образом, имелись веские основания полагать, что в результате совершения цепочки оспариваемых сделок произошло внесудебное обращение взыскания на залог посредством передачи заложенного имущества в собственность залогового кредитора.
Вывод об обратном (в частности, что имели место самостоятельное приобретение банком объектов недвижимости посредством покупки доли в уставном капитале общества и самостоятельная купля-продажа прав требования по кредиту входящими в группу должника компаниями, на что указывал один из конкурсных кредиторов) возможен при условии раздельной квалификации оспариваемых сделок. В то же время суды трех инстанций правомерно сослались на их взаимосвязанность, так как данные сделки заключены в короткий промежуток времени, опосредовали перемещение между сторонами одних и тех же объектов недвижимого имущества, имели единую цель и общую направленность.
Отклоняя доводы ответчиков относительно правовой природы спорных сделок, суды апелляционной инстанции и округа отметили, что обращение взыскания на спорное имущество не могло иметь места, поскольку в итоге сумма уступленных цессионариям денежных прав по кредитам не была уменьшена на стоимость заложенного имущества (о чем свидетельствует последующее включение требований цессионария в реестр в полном объеме).
Действительно, по смыслу п. 3 ст. 334 ГК РФ при реализации залогодержателем своих прав в отношении заложенного имущества осуществляется соразмерное погашение основного обязательства, что в данном случае не произошло. Однако, возражая против этого вывода, представители фирмы и доверительного управляющего указывали, что денежные права требования были уступлены лицам, которые не относятся к группе банка, а, напротив, входят в группу компаний заемщиков, как установлено судом первой инстанции. При этом судами апелляционной инстанции и округа названные доводы и выводы суда первой инстанции не были опровергнуты, равным образом истцы также не привели возражений относительно указанных фактов. Исходя из этого действия цессионариев по предъявлению ко включению в реестр требований в полном объеме не могут противопоставляться группе банка и в любом случае сами по себе не свидетельствуют о недобросовестности последнего как залогодержателя.
Выводы же судов апелляционной инстанции и округа привели к тому, что негативные последствия незаконного поведения цессионариев были возложены на банк и связанных с ним лиц. Равным образом с учетом лишения банка статуса залогового кредитора в результате применения реституции основная часть вырученных от продажи имущества средств будет направлена именно цессионариям (то есть фактически обогатится группа заемщиков, передавших изначально недвижимость в залог), что не соответствует целям и задачам справедливого судебного разбирательства.
Кроме того, вывод судов апелляционной инстанции и округа о злоупотреблении со стороны группы банка базировался на его аффилированности с группой заемщика через корпоративное участие в обществе, на это же ссылались конкурсные кредиторы. Однако данный вывод входит в противоречие с установленными самими судами фактическими обстоятельствами: как указано выше, компания продала 99,627 % долей общества в пользу доверительного управляющего. Следовательно, факт одновременного корпоративного участия в упомянутом обществе банка (или членов его корпоративной группы) и лиц, входящих в группу заемщика, не подтверждается; напротив, произошло перемещение (трансфер) актива (доли в уставном капитале и, соответственно, спорной недвижимости) из одной группы в другую. Заключение же сделки купли-продажи само по себе никак не может подтверждать аффилированность сторон при отсутствии иных условий, указывающих на их связанность.
По этим же причинам являются ошибочными выводы судов апелляционной инстанции и округа, которые, квалифицируя спорные сделки, рассматривали факт погашения ипотеки в отношении спорного имущества (по заявлению должника и цессионария компании) как обстоятельство, которое бы наступило в любом случае. Вместе с тем очевидно, что любой разумный кредитор, чьи требования обеспечены залогом, не даст согласия снять обременение до тех пор, пока не состоялось удовлетворение его требований. Соответственно, прекращение ипотеки в отношении спорного имущества может быть объяснено исключительно одновременным перемещением доли в обществе (которое владело недвижимостью) в группу банка. В результате таких действий данная группа оставляла у себя предмет залога, отказываясь от иных денежных прав по кредиту (ввиду отсутствия у должника иных активов). Вопреки выводам судов апелляционной инстанции и округа залог не мог прекратиться до тех пор, пока кредитору не была предоставлена экономически ценная компенсация за невозвращенный кредит.
Исходя из этого, Судебная коллегия соглашается с судом первой инстанции, который указал, что фактически имело место обращение взыскания на заложенное имущество, в связи с чем именно эта сделка подлежала проверке с точки зрения пороков недействительности.
Квалифицируя такую сделку на предмет наличия у нее признаков причинения вреда (ст. 61.2 Закона о банкротстве) или злоупотребления правом (ст. 10 и 168 ГК РФ), необходимо сопоставить размер денежных требований кредитора со стоимостью заложенного имущества, на которое обращено взыскание. Суд первой инстанции установил (и судами апелляционной инстанции и округа данный факт не опровергнут), что размер задолженности заемщиков и поручителя по кредиту существенно превышал стоимость заложенного имущества, в силу чего не имелось условий для вывода о наличии у сделки признаков вреда, в том числе ее направленности на недобросовестный (то есть лишенный разумного экономического основания) вывод активов. Неравноценность встречного исполнения если и имела место, то по отношению к банку, но никак не в отношении кредиторов должника.
Таким образом, суд первой инстанции правомерно счел ошибочными доводы о необходимости применения положений ст. 61.2 Закона о банкротстве либо ст. 10 и 168 ГК РФ. Суды же апелляционной инстанции и округа в результате неправильной квалификации природы оспариваемой цепочки сделок пришли к ошибочному выводу и в части наличия у данных сделок признаков причинения вреда конкурсным кредиторам должника.
В то же время нельзя согласиться с выводами суда первой инстанции об отказе в признании цепочки сделок недействительной в полном объеме.
Как разъяснено в абзаце втором п. 9.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 г. № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», если сделка с предпочтением была совершена в течение шести месяцев до принятия заявления о признании банкротом или после принятия этого заявления, то для признания ее недействительной достаточно обстоятельств, указанных в ст. 61.3 Закона о банкротстве, а потому доказывания иных обстоятельств, определенных п. 2 ст. 61.2 (в частности, цели причинить вред), не требуется.
Дело о банкротстве должника возбуждено 27.05.2015 г. Оспариваемая цепочка сделок совершена преимущественно в период с марта по июнь 2015 года, что соответствует периодам подозрительности, установленным положениями ст. 61.3 Закона о банкротстве. Следовательно, данная совокупность сделок могла быть оспорена, как направленная на оказание предпочтения отдельному кредитору.
С учетом отсутствия у должника кредиторов первой и второй очереди в силу положений пп. 2 и 2.1 ст. 138 Закона о банкротстве банку как залоговому кредитору при обращении взыскания в процедуре несостоятельности было бы выплачено до 95 % от стоимости заложенного имущества. Следовательно, банк не может считаться получившим предпочтение в этой части (п. 29.3 постановления № 63, определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 14.02.2018 г. № 305-ЭС17-3098(2).
Последствием недействительности взаимосвязанных сделок могло бы стать взыскание с банка не более 5 % от стоимости недвижимости, что ошибочно не учтено судом первой инстанции. При этом с возможностью признания сделки недействительной в части 5 % соглашались и податели кассационных жалоб, на это же ссылался и конкурсный управляющий.
Суды же апелляционной инстанции и округа в результате применения реституции и вовсе обязали возвратить в конкурсную массу всю спорную недвижимость без восстановления банка в правах залогового кредитора, тем самым фактически лишив залог экономического смысла и ценности как таковых, нивелировав его обеспечительную функцию.
При новом рассмотрении в целях полного и всестороннего разрешения спора, применения реституции суду первой инстанции следует решить вопрос о необходимости привлечения банка (как лица, обратившего взыскание на залог) и фирмы (как нынешнего собственника недвижимости) к участию в обособленном споре в качестве соответчиков. Кроме того, суду следует установить действительную рыночную стоимость заложенного имущества (без учета обременения) в период совершения банком действий по обращению взыскания на залог и, исходя из этого, разрешая вопрос о признании сделки недействительной в части получения кредитором 5 %, определить точную сумму, подлежащую взысканию в порядке реституции. Кроме того, необходимо отметить, что судебный акт об отказе в признании сделки недействительной в части 95 % стоимости заложенного имущества может являться основанием для пересмотра по новым обстоятельствам определения о включении в реестр требования цессионария в указанной части.